Грех Шолпан
Как и многие выдающиеся мастера художественной литературы, Магжан проявил себя не только в поэзии, но и в других жанрах-прозе, публицистике.
На высоком художественном уровне написаны его рассказы и новеллы, не говоря уже о замечательных образцах переводов на казахский язык произведений классиков русской и зарубежной литературы.
«В своем рассказе «Грех Шолпан», - отмечалось в журнале «Простор» (1922 г., №12), - Магжан Жумабаев поведал нам историю женщины, которая ради своей любви к мужу изменяет ему и заставляет нас задуматься над вопросами чести, любви, долга, верности. Если Абай устами пушкинской Татьяны впервые дал возможность девушке-казашке говорить о своих переживаниях, то Магжан языком прозы сумел донести до нас самые глубокие психологические переживания, пробудить в сердце читателя жалость и сострадание к несчастной Шолпан. Для Магжана нет ничего выше и достойнее любви, а героиня его рассказа своей смертью искупает право на любовь, право на материнство, право самой выбирать путь любящим и нежным сердцем».
Шолпан беременна! Исполнилось ее желание. Теперь грех не может считаться грехом. Когда она почувствовала себя беременной, радости не было предела. Она ожила, шутила и смеялась без умолку. Оставшись наедине с собой, поглаживала живот и целовала ладони, шепча ласковые слова тому живому, что зарождалось в ней.
Безрассудная Шолпан! Почему же теперь, достигнув желаемого, не расстается она с Азимбаем? Неужели вероломство и коварство сродни сердцу Шолпан? Нет-нет, Шолпан не может быть такой. Тогда что же заставляет ее теперь изменять мужу? Ничего не может ответить на это Шолпан. Разве поймешь женщину. То она ребенок, беспечно играющий с огнем, то повелевает мужчиной, может вознести его до небес, а если захочет, обратит его в прах; пожелает - он будет счастлив в ее объятиях, а нет -терзаться ему всю жизнь. Женщина может стать рабой мужчины, его тенью, может раствориться в нем. Она может зажечь сердце мужчины неутомимым огнем желаний. Но мужчина всегда должен помнить, что он мужчина, и женщина, особенно если у нее спокойный, тихий характер, может стать его покорной, бессловесной рабой, беспрекословно исполнять его любые прихоти и быть счастливой. Шолпан была именно такой женщиной. Она ошиблась, думая, что может легко порвать с Аэимбаем, отдавая ему лишь свое тело. Через три-четыре месяца и душа ее, и помыслы безраздельно принадлежали ему. Она страдала сейчас не меньше, чем в те дни, когда мечтала о ребенке. Завидев Азимбая, она не могла произнести ни слова. Сама не зная почему Шолпан терпела его грубые ласки, молчала, когда он больно тискал и мял ее упругое тело. А может, дело в том, что он отец ребенка и имеет, как Сар-сенбай, ее законный муж, право на нее? Наверное, так оно и есть. Но что же делать со слухами и сплетнями, разносившимися по аулу? Молод и горяч, безрассудно пылок Азимбай. Не обращая ни на кого внимания, может подкрасться и обнять.
Бедная Шолпан! Свекровь сказала ей на днях: "Не пойму, почему Азимбай вечно трется возле твоих дверей?". Шолпан не знала, куда деться от стыда. Да и Сарсенбай стал другим в последнее время, молчит, ни о чем не расспрашивает, а если и заговорит, то обязательно обругает ее оби-дными словами, обзовет, а то и камчой замахнется. Почему Сарсенбай так жестоко избил ее вчера? Неужели из-за плошки, которую она нечаянно разбила? Нет. Он знает обо всем и мстит ей. Но отчего он не упрекнет ее, не спросит открыто? Ведь она могла бы объяснить, что пошла на это ради ребенка. Но нет. Молчит. Их уже не связывает любовь. Исковеркана жизнь. Да будь все проклято! Проклят неродившийся ребенок, отравивший жизнь. С каждым днем Сарсенбай все больше отдаляется, становится чужим, и ей было больно сознавать это, она мучительно думала, что делать, и не знала.
Все разрешилось само собой, жизнь, как это часто бывает, распорядилась по-своему.
Последние дни сентября. Аул готовится откочевать на зимовье. Прохладная ночь. Свинцовые хмурые тучи плывут по небу, обгоняя друг друга. Землю посеребрили первые заморозки. Под телегами спят молодые телята, просыпаясь от холода, они жалобно мычат, располневшие важные коровы мирно посапывают возле них.
Сарсенбай утром угнал скот в город. В юрте, закутавшись в теплое одеяло, свернулась клубком Шолпан. Рядом с ней, развалясь поперек кровати, разбросав руки, похрапывает Азимбай. Издалека послышался скрип арбы. Шолпан, вздрогнув, проснулась в испуге. "Это, наверное, где-нибудь поблизости трется корова", - подумала она, еще не проснувшись окончательно. Но нет. Это скрип арбы.
-Азимбай! - затормошила она его. -Азимбай! - Но он пробормотал что-то невнятное, продолжал храпеть. Тогда Шолпан с силой ущипнула его.
-Ты что, с ума сошла?
- Ой, пропали мы, я слышу скрип арбы, вставай скорее. Уходи. Не дай бог, твой дядя приехал.
- Ты что, свихнулась? У него нет крыльев за плечами, чтобы так быстро примчаться.
- Ой-бай, вставай скорее, поднимайся и уходи. Вон, видишь, это он.
Азимбай, соскользнув с кровати, вышел на улицу. Сарсенбай, слезая с телеги, крикнул, заметив его: "Эй, кто это?". Азимбай, не отзываясь, кинулся прочь в заросли камыша. Сарсенбай, конечно, узнал его.
Не распрягая лошадь он вошел в юрту, сорвал с плеч поддевку и плеткой стал стегать Шолпан. Глаза его налились кровью, он был вне себя от ярости. Шолпан не подавала признаков жизни, лежала не шевелясь и не издавая ни звука. Это еще больше разъярило Сарсенбая.
- Ах ты, сукина дочь, - и он отбросил в сторону плетку, сорвал одеяло с жены, за руку стащил ее на пол и начал в бешенстве пинать ее ногами. Шолпан молчит, закрывает руками то голову, то грудь. Но вот Сарсенбай, остервенев, пнул ее в живот. Шолпан охватила живот руками и простонала: "Дитя..." Одного этого слова Сарсенбаю было достаточно, он взревел как бешеный:
- Сукина дочь, я тебя просил о ребенке? Я тебе говорил, чтобы ты, наблудив, родила мне ребенка? Ты ведь, сука, уже полгода таскаешься со всякими кобелями у меня под носом. Чем так позориться, я тебя лучше убью и успокоюсь. Сдохни, собака, сдохни!
Весь аул давно проснулся от воплей Сарсенбая. Первой, накинув на плечи облезлую дошку, приплелась старая мать Сарсенбая. За ней, набросив на дырявую, сплошь в заплатах и дырах сорочку, мужнину безрукавку, пришла жена лупоглазого соседа. Они с причитанием вошли в юрту.
- Ой-бай, ты же убьешь человека. Сын мой, где твой рассудок?
- Не вмешивайтесь, это не ваше дело. Сказал, что убью эту собаку, и убью!
Они попытались было удержать его, но Сарсенбай, бледный, как смерть, с глазами, налитыми кровью, продолжал пинать безжизненное тело бедной женщины, отшвырнув заступниц.
Соседка, увидев, что они не справятся с Сарсенбаем, вышла на улицу и заголосила:
- Ой-бай, поумирали что ли все? Скорее сюда! Здесь человека убивают!
Аульчане повыскакивали из своих жилищ, хлябая старыми калошами, кое-как натянув кишемеки, шли женщины, за ними, кашляя, чихая, громко сплевывая, тянулись их мужья. Обув сапожки на босу ногу, двигались молодухи, стесняясь и прячась друг за друга. Степенно, с важным видом, переваливаясь с боку на бок, шли джигиты, стараясь придать своим лицам вид озабоченный и суровый. Пришел и мулла Темир, собравший зекет и заночевавший в одной из юрт.
Сарсенбай уже к тому времени бросил избивать несчастную жертву. Шолпан, вся в крови, в изорванном платье, не подавала признаков жизни. Из носа струилась кровь. Сарсенбай безучастно сидел на кровати, в каком-то оцепенении глядя прямо перед собой. Он сам, казалось, был в глубоком обмороке. Народу становилось все больше.
- Этот молодец, видно, совсем свихнулся, - сказал один.
- О боже, по-моему, она умерла, -ужаснулся другой.
- Пусть сдохнет, потаскуха, - процедил третий.
Все стояли в замешательстве, переглядываясь и перешептываясь. Мулла Темир взял Шолпан за кисть, прощупывая пульс.
- Принесите воды, - сказал он наконец.
Принесли воду, побрызгали ей в лицо. Немного погодя Шолпан вздохнула, еле слышно пробормотала: "Алла".
- Не оскверняй имя Аллаха, сукина дочь, - вскрикнул Сарсенбай.
- Сарсенжан, дорогой мой, успокойся. Нет мужчины, который не бил бы свою жену, но...
- Уважаемый, я прошу вас не вмешиваться. Пусть сдохнет поскорей, собака!
- Сарсенжан, взываю к твоему разуму, убить человека...
- В таком случае она мне больше не жена. Талак, талак, талак - объявляю ей развод.
- Сарсен, гнев - твой враг, разум -друг, успокойся. Не просто расстаться с человеком, прожившим с тобой в мире и согласии столько лет. Заблудшую овцу можно вернуть к праведной жизни. По шариату надо раздеть ее и вылить на нее сорок ведер холодной воды.
Не успел мулла проговорить последние слова, как пять-шесть женщин подхватили под руки Шолпан и выволокли из юрты.
Шолпан пришла в себя в темной пустой юрте. Она была раздета донага, ее поддерживали за руки несколько женщин. Вдруг одна из них подняла большое железное ведро и вылила ледяную обжигающую воду на голову Шолпан. Вздрогнула, но ни звука не произнесла бедняжка. В эту секунду вся жизнь ее, как яркий всполох молнии, промелькнула в сознании. Вот она, вновыхшолпах, нарочно, чтобы еще раз послушать их звон, разбирает и снова заправляет одеяла... Вот она упрашивает мать отпустить ее на гулянье... Вот первый приезд Сарсенбая... Первая ночь... Вот вымученные слова святого ходжи, брызгающие слюной... Черные шелковистые усы Азимбая...
Бабенка, закусив губу, бормоча что-то про себя, опрокинула на Шолпан второе ведро. Губы Шолпан еле слышно прошептали: "О,Алла!"...
- Блудница, зачем тебе Аллах! -прикрикнула на нее одна из соседок.
- Ничего, милая, это все по молодости, Бог даст тебе силы, - проговорила вторая.
Но Шолпан уже не могла ни думать, ни говорить. Вместе с застывшей кровью погасли и последние проблески сознания. Она закрыла глаза.
Третье, четвертое, пятое ведро. Каждый раз, когда на нее обрушивалась ледяная вода, тело несчастной женщины вздрагивало. Через некоторое время оно уже лежало без всякого движения.
Шолпан очнулась к полудню следующего дня и,с трудом открыв глаза, прошептала:
- Где мое дитя? Почему он не придет посмотреть? - С этими словами она прижала край одеяла, как будто убаюкивала ребенка. Губы ее произнесли: "Бай, бай", и она, потеряв сознание, откинулась на подушки.
К вечеру, вместе с угасающим днем, душа Шолпан покинула эту грешную землю.
Грех Шолпан (из магжановской прозы) // Северный Казахстан. – 2008. – 20 июня. – С.7.
